Михаил Шмаков: "Труд должен быть дорогим"
Как приходится работать сегодня российским профсоюзам, что прежде всего препятствует приближению стандартов защиты трудящихся к уровню цивилизованных стран, какие бизнес-регламенты подчас не только вредят самим предпринимателям, но и создают угрозу безопасности на производстве — об этом и многом другом интервью, которое «Инвест-Форсайту» дал председатель Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР), член Государственного Совета РФ Михаил Шмаков.
Рынок есть, а уровень зарплаты — нерыночный
— Михаил Викторович, как бы вы оценили итоги прошедшего в октябре 2021 г. Всероссийского дня ФНПР «За достойный труд»?
— Прежде всего хотел бы напомнить читателям вашего журнала, что Всемирный день «За достойный труд», в рамках которого проводится Всероссийская акция, отмечается мировым профсоюзным движением ежегодно 7 октября по решению Международной конфедерации профсоюзов (МКП) начиная с 2005 года. ФНПР наряду с остальными почти 180 членскими организациями МКП взяла на вооружение главный посыл этого дня: труд в принципе должен быть достойным. Здесь понятие достоинства распространяется в равной степени и на уровень заработной платы работника, и на создание соответствующих условий и безопасности его рабочего места, и на защиту его социально-трудовых прав.
Единый день действий «За достойный труд» 7 октября ФНПР проводит регулярно, используя разные формы и методы: от организации шествий и митингов с выдвижением экономических требований к работодателям и властям до тематических заседаний трехсторонних комиссий по регулированию социально-трудовых отношений как на федеральном, так и на региональном уровнях. В уходящем 2021 году в этот день акцент был сделан именно на заседаниях трехсторонних комиссий в субъектах федерации.
На что мы первым делом обращаем внимание работодателей и представителей власти? На то, что у нас в стране до сих пор — нерыночный уровень заработной платы. Оплата труда в основном явно занижена, а отсюда возникают всяческие перекосы и противоречия, в числе которых самая главная беда — неудовлетворенность людей. А это в свою очередь приводит к перекосам и в самой экономике.
— Вся ли причина таких перекосов в том, что трудящимся просто недоплачивают?
— На наш взгляд, все дело в том, что правительство и обслуживающие его разного рода экономические ведомства по-прежнему, как было и в 90-е годы, не хотят признавать зарплату экономической категорией. Да, есть, безусловно, и в их структурах серьёзные экономисты, которые разделяют нашу точку зрения. Однако в рамках деятельности не только нынешнего состава кабинета министров, но и предыдущих, преобладает отнесение зарплаты исключительно к социальным вопросам. Не более того.
Опыт же передовых стран свидетельствует: если зарплата не признаётся экономической категорией, запускается дисбаланс и в экономике, и в целом в обществе. Большинство экспертов независимо от своих политических пристрастий констатирует: нет общественного развития — нет экономического роста. Кто в итоге внутри страны является ключевым инвестором? Конкретный человек, налогоплательщик! Когда газ и нефть стабильно продаются «за кордон» и получают прибыль ТЭК-компании, они затем, соответственно, платят налоги в казну. Но нельзя до бесконечности следовать этой схеме, и вопрос тут не столько в неизбежном переходе на зеленую энергетику. Надо понимать, что долговременное развитие возможно только за счет стабильного повышения уровня платежеспособного спроса населения. А мы констатируем: спрос-то, конечно, есть, но неплатежеспособный — денег нет. И далее по цепочке: разоряются малые и средние предприятия, крупные компании не в состоянии продать свою продукцию…
Трехсторонние комиссии как своего рода «нормандский формат»
— Многолетний опыт трехсторонних комиссий, базового инструмента в работе профсоюзов, неоднократно показывал свою эффективность. В то же время не стоит ли на повестке дня вопрос, например, о расширении числа участников этого формата? В каком еще обновлении он, на ваш взгляд, нуждается?
— Формат нуждается не в обновлении, не в каких-то революционных добавлениях. Приведу политическую аналогию. Всем известен «норманский формат», включающий, как известно, четырех участников, а украинцы говорят: давайте пригласим еще американцев… Между тем существующий формат не требует расширения, а нуждается в использовании собственного, я в этом убежден, еще нереализованного потенциала.
Основными игроками на поле трудовых отношений продолжают оставаться работодатель, создающий рабочие места и, соответственно, формирующий фонд заработной платы, и — трудящиеся, которые выпускают продукцию и приносят прибыль собственнику. При этом неважно, кто им выступает: государство или частный предприниматель. И третий, не менее значимый, игрок, это правительство, которое через имеющуюся законодательную базу должно регулировать трудовые отношения, стремясь делать их по возможности гармоничными. В каком смысле? Чтобы труд был защищен, чтобы имелись гарантии человеку — и по тому же вознаграждению (в том числе по регулярности выплат), и по технике безопасности труда. Об этих прописных истинах сегодня как-то забывают, так как часть влиятельных либеральных экономистов не устает повторять: зачем нам все эти «заморочки», четко оговоренные, между прочим, в Конвенции Международной организации труда (МОТ)? Не проще ли самим хозяевам по индивидуальным трудовым договорам определиться с каждым претендентом на вакансию: одному будем платить, условно говоря, 100 рублей; другому — 200, а третьей — 400 или 500.
— «Дешево и сердито».
— Да, и всё это обусловлено тем, что на переговорах по заработной плате, об условиях труда, о графике рабочего времени и отдыха работодатель всегда находится в более сильной позиции. Поэтому крайне необходимо посредничество государства, которое своими законами инициирует и гарантирует контроль за соблюдением прав наемных работников.
История возникновения правового комплекса трудовых нормативов и их правоприменительной практики берет свое начало с 1919 года, сразу после Первой мировой войны. Ныне было бы полезно вспомнить и проанализировать — почему именно в это время? Именно тогда по многим европейским странам прошла волна революций, и все они — и у нас, и в Германии, и в Австрии — носили ярко выраженный социалистический характер. Понятно, что всё это так или иначе приводило к хаосу. Многие видели кардинальную причину череды потрясений в дикой разбалансированности между положением трудящимися и тем, как откровенно жировал правящий класс.
Чтобы начать выправлять ситуацию цивилизованным образом, было принято, с моей точки зрения, гениальное решение по созданию системы постоянных трехсторонних консультаций, в ходе которых в равной степени учитывались бы интересы всех сторон. Позже она, пройдя и содержательно, и юридически отображение в декларации и других документах Международной организации труда, получила наименование социального партнерства.
— Как же этот, тоже по-своему великий, почин лег на российскую почву?
— Суть в том, что фактически с 1991 года Россия начала жить, можно сказать, с чистого листа в экономическом плане. Хотя профсоюзы на тот момент уже были адаптированы к новому принципу взаимоотношений между наемным работником, работодателем и властью. Давайте признаем, что элементы социального партнерства работали и при доперестроечном социализме — в форме коллективных договоров. Тем не менее почти 30 лет назад был совершен знаменательный поворот к тому, чтобы работу российских профсоюзов строить по мировым стандартам, на демократических основах, закрепленных в Уставе МОТ. В ноябре 1991 года принимается Указ первого президента РФ Бориса Ельцина «О социальном партнерстве», а в феврале 1992 г. — его же Указ «О создании Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений (РТК)».
Естественно, начальная стадия любого процесса не застрахована от каких-либо сбоев. Но нам, несмотря ни на что, удалось довольно быстро отладить работу. Федеральная Российская трехсторонняя комиссия (РТК) по регулированию социально-трудовых отношений с того времени собирается по сей день регулярно — раз в месяц. Там рассматриваются актуальные вопросы социально-трудовых отношений, которые предварительно обсуждаются на рабочих группах.
Что еще примечательно: мы добились того, что любой законопроект, если он затрагивает социально-трудовые отношения, вносится в Государственную Думу и Совет Федерации (а затем там рассматривается) только после досконального его обсуждения на Российской трехсторонней комиссии.
— Иначе говоря, эта площадка выполняет функцию фильтра со стороны профсоюзов?
— Разумеется, какие-то законопроекты поддерживаются, а другие — отвергаются. Также я считаю большим шагом вперед то, что в регламенте правительства РФ появилась норма, что законы, затрагивающие социально-трудовые отношения, должны предварительно рассматриваться на РТК. Иногда, правда, это правило нарушается, за что мы нередко критикуем правительство, как, например, тогда, когда оно не согласилось с позицией профсоюзов по повышению пенсионного возраста.
В целом система социального партнерства развилась и прочно укоренилась в стране: во всех без исключения субъектах федерации действуют свои региональные трехсторонние комиссии. Более того, за последние 7–8 лет мы пошли дальше — сформировали соответствующие структуры на муниципальном уровне. Практически в каждом муниципалитете созданы соответствующие координационные советы, в работе которых задействован именно трехсторонний формат.
— Не тяжело работать с местными чиновниками, которые нередко чувствуют себя в своих муниципалитетах «князьками»?
— Нет, несмотря на «низовой» уровень, этим советам приходится, что они и делают, «впрягаться» в решение весьма сложных задач, которые порождены сплетением различных коммерческих интересов. То есть речь идет не только о том, как изменить, к примеру, маршрут городского автобуса, но и о том (это, кстати, стало нередким явлением), как противодействовать попыткам картельных сговоров работодателей на местах по снижению показателей заработной платы своего наемного персонала.
Техника безопасности, зажатая между старым зарплатным тарифом и регуляторной гильотиной
— Какие законы и решения нужно принять в безотлагательном порядке по защите человека труда, снижению социальной напряжённости?
— По безотлагательным мерам отметил бы следующее. Прошло совсем немного времени с момента страшной трагедии на кемеровской шахте «Листвяжная». И сейчас, когда по мере расследования этого инцидента раскрываются всё новые детали в предпосылках произошедшего, знаете, что выходит едва ли не на первый план в числе главных причин инцидента? Неправильная организация системы зарплаты. После подобного случая на шахте «Распадская» в 2010 году, когда погиб 91 шахтер и 133 из них получили травмы различной степени тяжести, президент РФ Владимир Путин в числе первейших поручений четко обозначил установить: а как, собственно, обстояли дела с вознаграждением горняков за их тяжелый и опасный труд? И было выявлено, что нарушения техники безопасности проистекали в значительной степени из-за того, что постоянная (тарифная) часть их зарплаты оставалась низкой — даже по меркам региона, при этом остальная часть была прямо пропорциональна объемам добычи. Глава государства тогда отреагировал новым поручением — рассмотреть инициативу о том, чтобы гарантированная составляющая зарплаты была не ниже 70% общей суммы. И поручение оказалось невыполненным!
Формально все отчитались, Министерство труда и угольные компании, а на самом деле «воз и ныне там». Ведь тариф по-прежнему низкий. Поэтому до сих пор если у шахтера зарплата в пределах 98–100 тыс., то её тарифная часть — всего 20 тыс., и она напрямую зависит от выработки. Все это не может не приводить к валу, очковтирательству, прямому пренебрежению нормами безопасности. И такая картина, замечу я, не только в одной угольной отрасли. А, к сожалению, повсеместно.
Вторая проблема, которая рельефно высвечивается в результате этой, увы, очередной беды. Бездумное упрощение учета, контроля и деловой документации, т.н. регуляторная гильотина, голословные призывы «перестанем кошмарить бизнес» — вся эта кампания привела к тому, что вяжутся по рукам соответствующие госорганы, призванные следить в том числе за опасными производствами. Речь идет прежде всего о Роструде и Ростехнадзоре. Во-первых, им ограничивают количество проверок за единицу времени; во-вторых, теперь они обязаны заранее предупреждать о своем визите на предприятие. Ну, вы же понимаете, это просто абсурдное нововведение! Или ещё: если проверка неплановая, они должны за 10 дней о ней предупредить, вдобавок — получить разрешение на нее у прокуратуры.
Другими словами, если и считать какие-либо проблемы требующими незамедлительного решения, к ним я бы отнес либо полную отмену, либо серьезную корректировку подобных скороспелых и вредных «регламентов».
В защите человека труда — своя конкуренция
— Есть ли контакты у федерации с другими независимыми российскими профсоюзами, не входящими в систему ФНПР, которых по России наберется все же достаточно? Накоплен ли опыт взаимодействия с ними в том числе по правозащитным вопросам?
— Я бы не стал утверждать, что профсоюзов, не входящих в ФНПР, по стране достаточно… Но они есть, работают, у нас с ними ровные, хотя и конкурентные, отношения. Вообще, есть такое наблюдение по жизни, что конкурентов бьют. Мы, конечно, с нашими коллегами в какие-то уж совсем непозволительные схватки не вступаем, но всегда знаем, что на нашей профсоюзной «поляне» мы не одни. И если мы в чем-то оступимся, то кто-то сможет защитить человека труда лучше нас. Это поддерживает нормальный рабочий тонус.
Должен сказать, что в составе профсоюзной стороны Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений, о которой мы уже говорили, работают не только представители ФНПР. В РТК давно представлены еще два профсоюзных центра.
А для полноты картины по нашей федерации следует учитывать, что ФНПР — это не профсоюз, а объединение членских организаций как юридических лиц, «крыша» (в самом хорошем смысле), под сводами которой состоит 40 отраслевых профсоюзов. И когда иной раз приходится слышать от несведущих людей, что в России «мало независимых профсоюзов» или что им не дают работать, важно отличать реальное объединение от такого профсоюза (с улыбкой), где всего-навсего муж, жена и теща, поскольку по формальным признакам в профсоюз могут войти три человека.
— Вы — выпускник МВТУ им. Баумана, начинали свой путь инженером в оборонной отрасли. В этой связи вопрос не только как лидеру ФНПР, но и как производственнику: наблюдаете ли вы положительные подвижки в улучшении имиджа рабочих профессий и — если шире — тех, кто занят в реальном секторе экономики?
— По моему мнению, как раз дефицит квалифицированных рабочих кадров ведет к росту престижа рабочих профессий. Труд должен быть дорогим. Если он дешевый, вряд ли поспособствует прогрессу и росту производительности: зачем покупать дорогого робота, если можно нанять двух-трех дешевых рабочих? Зачем тратиться на экскаватор, если легко найти бригаду сговорчивых шабашников-землекопов?
Немалое влияние на трудовые отношения оказывают трудящиеся-мигранты, которые снижают стоимость труда на внутреннем российском рынке. Поэтому нынешний определенный отток этой категории в силу известных причин в целом повышает цену труда, особенно квалифицированного. ФНПР выступает за обучение в течение всей жизни работника, за постоянное повышение его квалификации и навыков.
А о том, что престиж рабочих профессий у нас низкий, что все плохо, все пропало и т.д. , могут говорить, на мой взгляд, только дилетанты. Например, автомобильная промышленность в РФ — сегодня без преувеличения — на уровне мировых стандартов. Недавно я вернулся из командировки в Тольятти, где не был до того десять лет. Там я своими глазами увидел, как разительно изменился ВАЗ. Проведена реконструкция завода, качество выпускаемой продукции и организация труда стали ничуть не хуже лучших международных аналогов. Если в чем-то и отстают волжане по автодеталям, это вполне преодолимо…
Или взять новые задачи, которые встают перед нами всеми в связи с наступлением «зеленой экономики». Знаю, насколько на предприятиях того же Росатома успешно осваивают по-настоящему прорывные проекты, речь идет уже не только об опытных, но и о серийных образцах новых реакторов, на быстрых нейтронах. А это — ни много ни мало революция во всем энергетическом секторе.
Беседовал Алексей Голяков